Мода для каждого человека – это всегда что-то личное. Моду можно любить, презирать, можно ею восхищаться. Но то, что происходит сегодня, похоже, за гранью понимания. Выглядеть модно – значит быть похожим на бездомного, откопавшего чей-то пиджак в контейнере для мусора. Брюки, заправленные в носки и носки со шлёпанцами, футболки с логотипами брендов 90-х, спортивная форма, квадратные кожаные куртки и пенсионерские рубашки... Невольно задаёшь себе вопрос: «Что происходит?».
Мир визуального построен на ассоциациях. Образы и картинки, предлагаемые любой рекламой, брендом или компанией, всегда направлены на взаимодействие с нашими внутренними желаниями, предпочтениями или воспоминаниями, а особенно – с ностальгией. Это настолько сильное и разъедающее чувство, что устоять перед ним невозможно. Мы видим картинку, моментально подбираем в памяти похожий образ и, исходя из этого, решаем – нравится ли нам то, что видим, хотим ли это получить. Так происходит уже не одну сотню лет.
После французской революции мастера создавали вещи, напоминающие романтику минувших времён. А все потому, что от страха перед неизвестностью людям хотелось далёкого и прекрасного прошлого – с королями, рыцарями и девами. Многие всё еще думали, что старый монархический уклад жизни – это некая сказка, с добрым королём и преданным народом. Такие коммерческие схемы отлично работают там, где существовала иллюзия утопии. В Америке великой легендой был и остаётся Голливуд (с его показным великолепием) и концепция идеальной жизни – «американская мечта». В нашем же случае всенародной утопией был Советский Союз.
И 90-е играют очень большую роль в самоосознании целого поколения. Тогда, еще детьми, мы росли на ностальгиях взрослых по распавшемуся СССР и его визуальной культуре, выражавшихся среди прочего и во внешнем виде.
Выглядеть модно – значит быть похожим на бездомного, откопавшего чей-то пиджак в контейнере для мусора
Добавить к этому приоткрывшийся псевдоимперский железный занавес и, как следствие, приток всякого импортного говна, что воспринималось неискушенным большинством как праздник красоты и изобилия. Плюс прослойка общества, в которой нищета по-прежнему определяла образ жизни, но и желание выглядеть модно тоже было. Так получился целый мир гротескных и странных образов – одни из-за бедности кроили свою жизнь по новым понятиям из того, что имелось (а имелось не так много – всё советское, старое и перешитое или очень дешевое). Другие, сумевшие разбогатеть, ошалело лепили новую красивую жизнь из всего импортного и суперсовременного, даже не подозревая о чудовищности своих представлений о прекрасном. И те, и другие, в итоге выглядели очень странно.
Мне повезло оказаться где-то посередине. Моя мама продала свой бизнес, сделав выбор в пользу спокойной жизни, и занялась пошивом. Шила она удивительно красивые и ни на что в окружающей меня реальности не похожие вещи. Еще в 70-80-е её служивший на подводной лодке дядя привозил ей настоящие Vogue, Harper’s Bazaar и каталоги с подборками подиумных фотографий с показов в Нью-Йорке, рекламой Calvin Klein и Yohji Yamamoto. А так как у меня был к этому свободный доступ, то и ностальгии мои лежат в иной плоскости.
Но текущая мода на постсоветские 90-е и все вытекающие оттуда ужасы, как и всех, не оставляет меня равнодушной, только вызывает она самые неоднозначные воспоминания. Когда мне было пять, в мой мир, полный восторженных грёз о роскошных тётях из журналов и их нечеловечески красивых платьях, чеканной походкой гниловатой советской военщины пришел отчим. Будучи офицером, с детства воспитываемым на тогда еще незыблемых постулатах пролетарской нравственности и восторженного жлобства – посттравматического следствия лишений и дефицитов, этот человек считал нарядность чем-то лишним и непрактичным, а потому неприемлемым.
Каждый наряжался в меру своих возможностей
Получилась странная штука – мама старалась поддерживать мой девичий гардероб по правилам хорошего тона, создавая для меня платья-рубашки с джинсовыми карманами и вязаные кардиганы в духе Vivienne Westwood, а отчим способствовал тому, чтобы я носила его детские рубашки в коричневую клетку и брюки из грубой шерсти, подтянутые чёрным ремнём. И чем больше отчим-офицер пытался привить мне любовь ко всему советскому, тем больше я хотела блёсток и воланов, как у девочек на улице.
В какие-то моменты степень отчаяния достигала того пика, за которым следует смирение и равнодушие. Тогда меня и можно было встретить в напрочь страшных вещах. Всё шло в ход – спортивные олимпийки, штаны из тонкой плащёвки с лампасами, футболки с логотипами и гигантские куртки неестественных цветов. А так как наряжаться я очень любила, то все эти жуткие вещи носила по десять штук сразу и в самых неожиданных комбинациях. И видела на улицах таких же детей, только с разной градацией отечественных и импортных вещей. Каждый наряжался в меру своих возможностей.
С тех пор прошло достаточно времени, чтобы я восстановила свой внутренний баланс прекрасного и вернулась памятью к маминым журналам и элегантным нарядам с налётом панк-эстетики, а травматический опыт стал предметом самоисследований.
Таких примеров, как я, найдётся великое множество – кто-то надевал всё лучшее сразу и шёл доминировать над сверстниками, кто-то вынужден был изобретать красоту из того немного, что у него было. До сих пор очень хорошо помню, как меня завораживали цвета лосин, в которых девочки постарше играли на улице в «резинки» – лазурно-голубой, блестящий сиреневый, и их олимпийки поверх топов-резинок. Помню цыган и бизнесменов с их женщинами, художников и даже нищих отшельников, живущих вне социума и допивающих свою жизнь из бутылок «Русской водки» – все преобразились тогда, каждый напоминал ухудшенную версию какого-нибудь героя американских или французских фильмов. Иногда сильно, по-нашему, нарядную. И в редких случаях точную.
У всех сегодня есть возможность выглядеть прилично, но зачем, если можно веселиться?
Забавная экзотика для западной элиты, в нашей реальности такая мода была настоящим культом карго, подпитывавшим классовое неравенство с одной стороны и свободу в самовыражении с другой. Можно было стать металлистом, рейвером, рэпером, манекенщицей в «бельевом» платье из журнала. Каждый эксперимент был от души.
Сегодня Антон Белинский, Демна Гвасалия, Гоша Рубчинский, похоже, напоминают всем, как это было. И делают это очень правдоподобно и с большой фантазией, что вызывает искренний восторг у заскучавшей заграничной модной элиты. В нашей же среде это приобретает либо настоящее ностальгическое звучание, либо отторжение. Но если задуматься, это увлекательная и легкомысленная игра! У всех сегодня есть возможность выглядеть прилично, но зачем, если можно веселиться? Мода – это всегда игра с эмоциями, фантазиями и выразительными средствами. К тому же это удобно – так называемая эстетика подворотни позволяет запросто выйти в мир в чем угодно, как будто ты собрался погонять в мяч вместо уроков. Разве это не делает жизнь проще?
В подиумных образах тренд на 90-е, конечно, очень гиперболизирован, доведен до абсолюта (и у большинства приличных людей вызывает ужас), но вне показов превращается в отдельные, очень комфортные вещи, которые на разных людях выглядят по-разному. И чаще хорошо, чем плохо. Известно же, что человек выглядит привлекательнее всего, когда ему удобно.
Я, как и многие, имею собственные, неоднозначные эмоции в отношении основного предмета коллекций Vetements, Balenciaga, Gosha Rubchinskiy – ведь это не что иное, как прямое цитирование постсоветской моды 90-х из стран бывшего СССР, напоминание об ужасах безвкусицы. Тем не менее, я, со своими детскими травмами, скорее за.
Очень важно уметь «подпортить» свой образ так, чтобы он делал тебя похожим на безумца из толпы или продавщицу из ночного магазина «Яблочко»
С конца 19 века и до сих пор ничто так не тиражировалось и не продавалось, как ассоциации с элитой. Социальный разрыв между людьми провоцировал бесконечные подражания, попытки отождествить себя с миром богатых, модных и красивых зачастую оборачивались жуткими провалами, а во многих случаях и травлей. Но сегодня происходит кое-что особенное. Теперь всё наоборот – элита заигрывает с низкосортным и некогда постыдным. Если раньше в ходу были подделки под предметы роскоши, то теперь в модном мире ценятся реплики безымянных вещей базарного характера или реинкарнации старых рыночных масс-маркет брендов. Появляться на приёмах и вечеринках в сияющих красотой платьях – скучно и дурной тон. Очень важно уметь «подпортить» свой образ так, чтобы он делал тебя похожим на безумца из толпы или продавщицу из ночного магазина «Яблочко». Разве не замечательная ирония?
В какой-то мере такая мода – во имя комфорта и свободы. Нет больше необходимости следовать золотым правилам хорошего вкуса и изысканности в стремлении выглядеть нарядно. Можно идти и наслаждаться жизнью в удобной одежде, которая просто нравится. А еще не смеяться над фриками в блестящих трусах и меховых коронах, а черпать в их образах идеи.
Можно наконец-то порадоваться за тех, у кого нет средств на воплощение пышных грёз из мира роскоши, но есть возможность самим стать воплощением модных фантазий. И это главное достижение таких ребят, как Гвасалия или Рубчинский.
Модный мир никогда еще не был так открыт к низам. А кто мы, если не низы? (шутка).
Photo by Lasaye Hommes on Unsplash