Спектакль «Девушка с медвежонком» - постановка Стаса Жиркова по пьесе Павла Арье.
Где: Театр на Подоле (Андреевский спуск, 20б)
Когда: 12 апреля в 19:00
Скандальный Театр-контейнер на Подоле наконец-то заработал: первым спектаклем, сыгранным на Новой сцене, стала «Девушка с медвежонком». Стас Жирков поставил ее по пьесе Павла Арье, которую тот написал по мотивам романа Виктора Домонтовича, и, несмотря на старания режиссера, от Домонтовича кое-что осталось.
Недавно мне довелось спрашивать наших драгоценных кинокритиков о границах режиссерской свободы при работе над экранизациями. Мнения разошлись: одни считали, что режиссер писателю что-то должен, другие, что не должен ничего. Я скорее на стороне последних: постановщик, что кинематографический, что театральный, создает свое собственное произведение, и никакой Шекспир ему не указ. Делай что хочешь, твои идеи и творческие изыскания не обязаны соответствовать шекспировским. Требование только одно: они должны быть.
«Девушка с медвежонком», дебютный роман Виктора Петрова-Домонтовича, написан в 1928-м. Героя-рассказчика, временно безработного Ипполита Николаевича Варецкого, советский функционер Тихменев приглашает преподавать всяческие науки двум своим вполне взрослым дочерям, 18-летней Лесе и 16-летней Зине. Леся – девушка приличная, а вот Зина не очень. Она задает Варецкому непристойные вопросы, отстаивает в беседах идеалы женской свободы и эмансипации, потом соблазняет влюбленного по уши педагога, но замуж за него идти отказывается и в результате становится берлинской проституткой.
Таков исходный материал, и нетрудно представить, как бы он выглядел в интерпретации традиционного театра. Персонажей нарядили бы в костюмы начала 1920-х, упор был бы сделан на психологическую достоверность и бытовые подробности, режиссер, строго следуя букве и духу литературного произведения, воссоздавал бы на сцене картину эпохи, тщательно прорисовывая все ее ломаные линии и кривые углы. Это было бы правильно и скучно, а скучно мы не хотим, нам теперь подавай весело. И Жирков подает.
К черту психологизм, дух эпохи и прочую унылую ерунду. На сцене фарс, безудержная эксцентрика, саркастическая клоунада. Варецкий (Вячеслав Довженко) дергает ручками-ножками как на марионеточных веревочках. У Леси (Екатерина Шенфельд) выбеленное лицо, красные губы, черные кляксы вокруг глаз, белое свадебное платье с фатой – если бы не беременный живот, был бы точь-в-точь бёртоновский труп невесты. Зина (Екатерина Вайвала) на ее фоне даже как-то теряется: ну лолита себе и лолита, на дворе XXI век, видали и не такое.
Третья Екатерина, Рубашкина, куда ее ни день, потеряться не может – при такой-то фактуре. Ей и не менее колоритному Максиму Максимюку в спектакле досталось по несколько ролей, и все вычурно-гротескные. (Еще в постановке занята Алла Сергийко, которая на жирковском карнавале чувствует себя не слишком уютно.) Максимюк изображает Тихменева-старшего, округлое должностное лицо без собственного лица, человекообразного дворника, которому Зина отдается в знак протеста против попыток устроить ее судьбу, и вынесенного в заголовок игрушечного медведя, какового можно трактовать самыми разными способами.
Проще всего счесть его символом девичьей невинности: обещание Зины подарить любимого плюшевого медвежонка Ипполиту Николаевичу более чем красноречиво. Можно увидеть в звере намек на животную сущность, которая в человеке непременно берет свое: если и у Варецкого, и у дворника есть мужской орган, то почему бы не отдаться обоим. Вообще постановка устроена так, что допускает великое множество трактовок. Между содержанием романа Домонтовича и балаганом, устроенным на Новой сцене Театра на Подоле Жирковым, жесткой связи нет.
Точнее всего о соотношении текста и спектакля свидетельствует сцена, в которой Леся и Зина, преобразившись в двух современных девиц, обсуждают Ипполита на языке подворотен Троещины и Борщаговки. Не, ну а чо, прикиньте, этот Домонтович походу такой нафталин, шо капец, хрен поймешь, как его играть. Поэтому давайте играть его по-нынешнему: со стебом, с кривлянием, с пересмешничеством. Глядя на страсти столетней давности со стороны, соблюдая такую дистанцию, которая четко заявляет: мы не они, они не мы.
Помните, сколько копий было сломано по поводу архитектурного решения Олега Дроздова, водрузившего над Андреевским спуском прогрессивный черный параллелепипед? У «Девушки с медвежонком» похожая судьба: в зрительских отзывах неуемные восторги соседствуют с брезгливым неприятием. Сторонники возмущаются: вы, дураки несчастные, ничего не понимаете в актуальном театре (и в актуальной архитектуре, чего уж там)! Противники возражают: да в этой ерунде и понимать нечего! Критики высказываются осторожно, для солидности используя слова «дискурс», «артефакт», «деструкция», «мейнстримный» и «спектакулярный».
Современный театр стирает грани между жанрами. Текст отодвигается на второй план – на первый выходит действо во всех его вариантах: жест, пантомима, музыкально-пластические этюды, взаимодействие с предметами, аудиозапись, видеотрансляция. Ничего предосудительного в этих приемах нет, ими можно сколько угодно иллюстрировать хоть «Гамлета», хоть «Тартюфа», хоть «Девушку с медвежонком». Весь вопрос в том, что стоит за режиссерскими кунштюками, на какое означаемое указывает означающее. Нередко получается, что стрелка указателя направлена в пустоту.
Впрочем, какими бы кунштюками не пестрел спектакль, его надо заканчивать, и проще всего это сделать, вернувшись к первоисточнику. Финальный монолог Ипполита Варецкого расставляет точки над i: упрямое стремление к сексуальной свободе привело Зинаиду Тихменеву сперва на панель, а потом на тот свет. Трудно не увидеть за этим апологии традиционных ценностей, предостережения для экзальтированных особ, склонных к бунту против социальных устоев. Милые девушки, уважайте труд дворников, но не лезьте к ним в койку из принципа. Иначе вы плохо кончите или не кончите вообще.
Фотографии предоставлены администрацией театра