Спектакль Максима Голенко «Королева красоты» в театре «Золотые ворота» напоминает о том, что лучшая старая баба на сцене – это мужик, главное выразительное средство украинского театра – это крик, а самая неприхотливая в мире публика – наша киевская: она всегда всем довольна.
Где: театр «Золотые ворота» (ул. Шелковичная, 7-А)
Когда: 13 апреля в 19:00
«Королева красоты» спектакль не новый, но зачем обязательно писать о новых, если вы еще старые не посмотрели? Тем более что режиссер Максим Голенко замахнулся на Мартина нашего Макдонаха не раз, а уже два. В Диком театре на днях показали его брутальную «Кисоньку» (на украинском «Кицюня»), тоже поставленную по пьесе Макдонаха, но о ней вам расскажут другие добрые люди. Я же ограничусь спектаклем в «Золотых воротах»: очень уж показательно отразились в нем достоинства и пороки нашего молодого театра.
Написанная в 1996-м «Красавица из Линэна» для Макдонаха пьеса судьбоносная. Именно она принесла известность тогда еще начинающему драматургу, а ныне культовому режиссеру и без пяти минут оскаровскому триумфатору. Действие этой герметичной трагикомедии происходит в сельском доме, где обитают Мэг и Морин, семидесятилетняя мать и сорокалетняя дочь. Морин хочет замуж за Пато Дули, чтобы выбраться из чертовой ирландской дыры в благополучную Америку. Мэг хочет прямо противоположного: чтобы Морин всегда оставалась при ней.
Капризная деспотичная мать и измученная тоской по лучшей участи дочь не первой свежести связаны друг с другом такими тугими и заскорузлыми узлами, что развязать не получится, можно только разрубить. Собственно, для того и регулярно возникающий на сцене топор, аналогичный пресловутому чеховскому ружью. По ходу спектакля Мэг и Морин, чисто жаба и гадюка из непристойной поговорки, проявляют друг к другу нежные родственные чувства чуть ли не один-единственный раз. Все остальное время в их отношениях клокочет плохо скрываемая, а иногда и вовсе не скрываемая ненависть.
В дебюте Голенко сделал два сильных хода; в шахматной нотации такие помечают одним, а то и двумя восклицательными знаками. Ход первый: Мэг играет мужчина, Александр Ярема. Ход второй: вместо указанного Макдонахом кресла-качалки страдающая от цистита вздорная и жалкая старуха сидит на стуле, одновременно исполняющем функции стульчака. Эффект в том, что карикатурная Мэг в постановке Голенко вызывает большее сочувствие, чем в пьесе Макдонаха. Любопытно, что тот же прием недавно использовал мэтр украинской сцены Дмитрий Богомазов: в его спектакле «Жизнь впереди» по роману Эмиля Ажара роль престарелой мадам Розы блестяще исполнил Лев Сомов.
В «Королеве красоты» задействованы четыре актера, но по большому счету говорить имеет смысл только о работе Яремы. То, что мужчина играет старуху, не бог весть какая новость, куда интересней переложение ирландского на украинский. Речь, естественно, не о языке, а о национальном характере. Ярема изображает архетипическую бабку из какого-нибудь Казатина, Обухова или Яготина: хитрую, упрямую, прижимистую, эгоистичную, закосневшую в ханжестве, говорящую на ужасном и в то же время живописном суржике. Рядом с такой колоритной Мэг все остальные персонажи кажутся совсем уж бесцветными.
Если Мэг в гротескной интерпретации Яремы слегка очеловечилась, то Морин, которую играет Екатерина Вишневая, наоборот, превратилась в конченую сучку. Там, где у Макдонаха неприязнь, брезгливость, ожесточение, у Голенко злоба, исступление, бешеная ярость. В ирландской «Красавице из Линэна» дочь возмущается, что мать выливает содержимое урильника в кухонную раковину, в украинской «Королеве красоты» Морин насильно поит Мэг ее же мочой. Если в пьесе поединок между героинями выглядит как фехтование на рапирах, то в спектакле это кулачный бой или швыряние булыжниками.
Драматургия Макдонаха требует точной психологической нюансировки, но именно тут следуют режиссерские ходы, которые в шахматах сопровождают скептическими знаками вопроса. Откуда берутся резкие перепады настроения персонажей, никак не обусловленные произносимыми ими репликами? Почему со сцены каждые пять минут раздаются немотивированные истошные вопли – неужели режиссер боится, что иначе зрители заснут? Зачем в постановке обильно используется не предусмотренная текстом пьесы обсценная лексика; неужели с этим бесхитростным эпатажем спектакль становится более смелым и актуальным?
Хорошо, что режиссеры берутся за лучшие образцы современной драматургии, прекрасно, что в Киеве идут пьесы Мартина Макдонаха. Получается, правда, так себе, но кто рискнет сказать, что в украинском театре дела обстоят хуже, чем, например, в украинском кино или украинской литературе? Ну и если считать критерием успеха зрительскую реакцию, то все у нас в глазури и шоколаде. Судя по светлым улыбкам неизменно благожелательной столичной публики, недостатков постановки она не видит в упор. Что ж, попробуем и мы закрыть на них глаза, порадуемся напряженным художественным поискам и удачным творческим находкам.
Только, пожалуйста, господа актеры, не надо хотя бы так часто и громко орать, хорошо?