Дмитрий Саратский — со-основатель и директор киевского театра «Мизантроп». По профессии композитор, но активно занимающийся театром. В день второго тура президентских выборов «Мизантроп» показывает политическую сатиру «Король Убю», о том, как недалёкий обыватель стал королём Польши и проводил реформы. Поговорили с Дмитрием о цензуре, свободе творчества и государственной культурной политике. И как частный театр балансирует между кассовостью и творчеством.
Кто ты?
Меня зовут Дмитрий Саратский, выполняю разные функции в разных местах.
Чем занимаешься?
Музыкой, но занимаюсь ещё и театром.
Чем знаменит?
Кто-то знает меня как композитора, кто-то как саундпродюсера, кто-то как злобного директора театра, который кричит на артистов и угнетает их.
«Мизантроп» — продюсерский театр?
Нет, это режиссерский театр. Продюсерский театр — место, где много режиссёров и творческих коллективов, а принятие решения, в том числе по творческим вопросам, остаётся за продюсером. У нас начиналось иначе, и режиссёр — един. А так как основной творческий вектор в «Мизантропе» избирается режиссёром, то и «Мизантроп» — режиссерский театр. И хоть изначально я не выполнял функции продюсера, но так как режиссёр большую часть времени не присутствует в Киеве, то приходится раздваиваться и выполнять несколько функций.
С 2015 года ты продюсер и со-основатель театра «Мизантроп», но до этого работал в России: Питер, Воронеж, Сочи. Почему всё-таки основали театр в Киеве?
В России работал только с театрами, а как композитор и музыкант больше работал в Киеве. Хотелось заниматься музыкальным театром, и даже диплом писал по мюзиклу, занимался Уэббером. В Киеве, когда приходил в учреждения и предлагал делать мюзиклы, то там крутили пальцем у виска, мол, какой мюзикл, что за бред. И вот вдруг, совершенно случайно, меня познакомили с режиссером из Питера — Ильей Мощицким. Первые полгода общались исключительно по Скайпу. Оказалось, что Илья тоже любит мюзиклы, и вот на почве любви к музыкальному театру начали работать. Было это десять лет назад, и мои первые реализованные театральные фантазии произошли в Петербурге. Ну, а дальше пошёл и Воронеж, и Москва. И я всегда порывался сделать что-то здесь, и как только появилась возможность, то сделал.
А сам больше композитор или театрал?
Есть театральные композиторы, кинокомпозиторы… Это смотря каким критерием оценивать. Критерием, где я больше получаю денег или где больше трачу? Если больше трачу, то в театре, а если больше получаю, то музыкант.
Окупается ли частный театр?
Нет. Если брать «Мизантроп» глобально за три года, то в ноль. Хотя частный театр может окупится, если ставить «Ladies Night», или «Особо женатый таксист» или «Жена моего мужа и её свекровь на даче у Гарри Поттера». Антрепризная компания тоже считается частным театром. Но если говоришь себе, что это надо сделать, потому что это будет продаваться, то «творческое» перестаёт быть во главе угла, а во главе становится «финансовое». Мы же всё время балансируем и пытаемся делать то, что нам творчески нравится, поэтому постоянно попадаем на сложную монетизацию своего продукта.
При том у тебя звукозаписывающая студия «Chess Records» в Киеве.
Да, у нас с партнёром Ярославом Степанковым есть студия, ради которой когда-то продали квартиры. Построили большой дом и сделали там студию. Но это не бизнес даже, а творческая лаборатория.
Что тогда твоя основная деятельность?
Последние два года с этим вопросом сложно, но зарабатываю музыкальными проектами.
На сайте «Мизантропа» написано, что у вас пять спектаклей, но по факту — три. Почему сняли спектакль «Три сестры»?
Мы закрыли «Три сестры», потому он перестал нас удовлетворять творчески. Прошло время и сама форма устарела. Да и мы с Ильей изменились за три года, изменились вкусы, а вот артисты остались недовольны. Они его любили. И мы его тоже любили, но тем, каким он был тогда. И мы — те, которые были тогда. Вот мы же говорим о честности и декларируем в интервью, что «Мизантроп» — живой театр, а я посмотрел на спектакль осенью, и сказал, что нифига это не живой театр, надо закрыть. Хотя «Три сестры» — единственный спектакль, который всегда окупался. И я делаю этот шаг, иначе не надо бла-бла-бла в интервью. Мы превратимся в антрепризку, чего мы не хотим.
А что с «Приглашением на казнь»?
Ещё официально не объявляли, но скорее всего закрыли и «Приглашение на казнь», потому что некому играть. Другой момент с этими спектаклями, что они делались на другую труппу. В современном театре многосоставность, когда несколько артистов играют одну роль, практически невозможна. Илья, когда создаёт ткань спектакля, рассчитывает на конкретных людей и на психофизику конкретного человека. И когда эти люди уходят или людей не становится, то и того спектакля не становится. Есть спектакли, которые переживают замены и вводы, а есть которые нет. В «Трех сестрах» было такое количество вводов, что в какой-то момент спектакль начал разлагаться.
В «Мизантропе» труппа постоянная или в постоянной ротации?
Мы всегда стремились к постоянной труппе, но это сложно. У людей меняются приоритеты в жизни. Театр же создавался из разношерстных в творческом плане людей: танцоры, актёры, режиссёры, люди, которые не из творческой профессии. Кто-то вдруг решил, что ему важнее другой вид деятельности. А совмещать сложно: репетиционный период длительный, плюс прокат регулярный. Если играешь несколько спектаклей в месяц, то как минимум несколько раз в месяц должен присутствовать в Киеве. А люди на контракт уезжают, поэтому происходит определенная текучка, но её провоцируем не мы.
Если сравнивать «Мизантроп» с театром «Дах», то есть ли творческий костяк, который можно назвать «мизантропцы»?
Нет. Видимо, потому что с мы с Ильей не умеем как Троицкий создавать «тусовочную центробежную силу». Да и отношенчески у нас все сложно. Да даже между нами с Ильей много разногласий, ссор и споров. И с артистами часто не находим общий язык, а объединяемся как армия только тогда, когда делаем новый спектакль и происходит творческий акт. Остальное время не умеем вместе тусить. А это важно. У Троицкого с того начиналось, что они вместе жили и смотрели что-то. У нас этого нет, но не знаю почему. Может из-за нас с Ильей. Может не умеем так организовать процесс. А может считаем, что это вообще неверно.
Расскажи, что за скандал был с «Холокост-кабаре». Раввины, СБУ…
Во-первых, «Холокост-кабаре» — не спектакль театра «Мизантроп». Да, мы его продюсировали, но с участием других артистов. А так, нас обвиняли в антисемитизме.
А ты антисемит?
Я еврей и Илья тоже. И Джонатан Гарфинкель, автор пьесы, тоже еврей из серьёзной и религиозной семьи. А у режиссёра первой постановки «Холокост-кабаре» мама погибла в лагере. Так что обвинять этих людей в антисемитизме — дичь какая-то.
Тогда что это было? Пуританское восприятие, цензура?
Во-первых, бабло одного олигарха, который знал, что будем делать, и которому это не нравилось. Вот и решил попиариться, а религия зависит от финансирования. Я убеждён, что раввину было всё равно сыграем спектакль или нет. Да, возможно, что вывеска его раздразнила, но всё то, что потом началось… Вся лавина изначально была спровоцирована людьми, которые хотели, чтоб ситуация превратилась в срач. И это превратилось в срач.
В смысле?
У нашего общества поразительное свойство, которое наблюдается каждый день. Когда начинается срач, то сразу в кучу вваливается миллион людей. И вот валяется в грязи: «О! Надо морду набить!» и все пошли бить морду, а кто-то, наоборот, пошёл защищать. Это удивительная социальная активность, которая привела к Майдану. С одной стороны, это хорошо, а с другой — дикость. В итоге никто, кто был на спектакле, не нашёл ничего провокационного.
А позиция государства?
Самое страшное, что государство не заняло никакую позицию. Никакую. Официально СБУ даже в кабинете не принимали, а встречались со мной в парке. Слушали телефон, подвозили на машине, ко мне в машину садились. Государство ведь по идее должно было или запретить, или сказать официально, что не разрешается, т.к. вы нарушили такой-то закон. Или наоборот, сказать: «Нет, вы не имеет право срывать частное мероприятие» и выставить охрану, ведь оплачена аренда и договора подписаны… Но ничего из этого не произошло, мол, сами разбирайтесь. Когда государство занимает аморфную позицию — это жутко.
В театре есть место цензуре?
В украинском театре есть место цензуре, но у меня к этому двойственное отношение. Я, как человек с академическим образованием, считаю, что должна быть цензура по критерию профессионализма. Не идеологическая цензура, а профессиональная. Если артист выходит под купол на канат или на трюк «колесо смерти», а он — не профессионал, то погибнет. Вот так же должно быть в искусстве, и для меня это принцип цензуры. А вот идеологической цензуры не должно быть категорически. Чем более острые темы, чем более взрывоопасная обстановка в обществе, тем больше должно быть резких высказываний, чтобы взрывы происходили на территории искусства, а не на территории политики.
А пределы для свободы творчества есть?
Нельзя ли убивать людей на сцене? Пределы субъективны, и у каждого свои. Убивать людей я бы не стал, и Илья на сцене убивать бы не стал. Да и смотреть... Нет. В остальном всё зависит от контекста. Я был в Берлине на одной выставке и смотрел спектакли, сделанные в начале 90-х. Так там тотальная свобода творчества. Половой акт на сцене — окей, расчленёнка в морге и трупы детей (не на сцене, но в телевизоре, стоящем на сцене)... И всё подчинено мощной идее, оправданно и выглядит неглупо. Поэтому свобода безгранична, вопрос в отношении. Естественно, что не надо такое показывать в «Детском саду №4». Но мы же взрослые люди и понимаем на что идём, либо читаем аннотацию «Шок-контент. Осторожно».
Какова тогда роль государства в культуре?
Идеологически ничего нельзя навязывать. Никому. Любое идеологическое навязывание возвращает либо к советским временам, либо к монархическим. Роль государства в культуре — поддержание тех отраслей культуры, которые не могут быть экономически рентабельными. Например, академическая музыка. Во всём мире академическая музыка субсидируется, и в Украине ей требуется дополнительное финансирование, потому что это не шоу-бизнес. Она не может окупаться. Например, опера — жанр, который во всём мире существует либо при государственной поддержке, либо при поддержке меценатов. Это настолько дорого и сложно, что само по себе окупаться не может, даже если билеты будут очень дорогие. Постановки стоят миллионы долларов. Тоже и в кино. Есть авторское кино, которое не может без государственной или меценатской помощи.
Что ты имеешь виду под «дополнительное финансирование»?
Академическая культура — это не шоу-бизнес. Это не то, что может легко монетизироваться. Это не массовое потребление и требует прививания определённого вкуса. Если бы государство создало мощный канал классической музыки, как французский «Mezzo», и вливало в него деньги. Сделало бы хороший ПТС (передвижная телевизионная станция — прим. ред.), как у канала «Культура» в России, одного из мощнейших ПТС в Европе. Потому что в России это делают, это их идеологическое оружие. Они это делают, чтобы потом навязывать «русский мир». И берут не только «зелеными человечками», но и крутой ПТС, одной из лучших в Европе. Это то, что должно делать государство, чтобы быть мощным. Не только «армія, мова, віра», а ещё и академическая культура. То, о чём бы говорили: «Посмотрите какая у нас культура», а не три калеки.
Показ спектакля «Король Убю» совпал со вторым туром выборов. Это спланировано?
Нет, но когда увидели, то обрадовались. Поставили и забронировали дату, а потом говорю: «Кстати, а когда там второй тур? Надо же как-то это». А потом: «О, он же 21-го!»
Зная, что пьеса — чёрная политическая сатира, коннотация с выборами очевидная.
Абсолютно. Мы уже подумали, что раз уж так, то надо играть как у Жарри. И рекламную компанию сделали примитивно в лоб. Всё как есть. А у него так и написано, как детско-злобно-примитивное высказывание. Так же решили и пиариться: без сложных слов и текстов, а визуально.
Спектакль начинается за пределами сцены?
Он вообще там живёт. У любого объекта культуры есть две ипостаси: сам объект культуры, и то, что вокруг него создано в информационном поле. И часто это разные существа, которые могут иметь разную форму и значение. И даже могут не пересекаться.
Вы вместе с женой занимаетесь театром «Мизантроп». Получается ли дома не говорить о работе?
Нет, конечно. Во-первых, я работаю дома. У меня там студия и кабинет. Если не на встречах, то я дома. И Аня тоже. У нас нет офисов, так что всё время в одном котле. И я не воспринимаю это как проблему, потому что всё равно говорили бы об искусстве. Это то, что нас объединяет. Выставки, фильмы, концерты…
Ты учился в аспирантуре?
Аспирантура музыковедческого факультета в консерватории. Ушёл со второго курса.
Почему ушёл?
Тогда началось много сочинительной работы, и я не успевал. А во-вторых, мне не нравилось, что на кафедре все, кроме моего научного руководителя, пытались изображаться старомодный вуз. Я занимался мюзиклами, ездил и смотрел их в Европе. Как-то приехал из Москвы с конференции (это было до 2014 года), где были Дмитрий Богачёв (основатель российского подразделения международной театральной компании «Стейдж Энтертейнмент» — прим. ред), композиторы Александр Журбин и Максим Дунаевский, и воодушевленно рассказывал о моих практических исследованиях в области мюзикла, а мне: «Вы протокольную бумажку неправильно заполнили», «А здесь надо сначала так, а потом так». Отвечаю, что сделаю, но тут есть более важные вещи. В общем, аспирантура показалась костной и заскорузлой. И хоть с глубоким уважением отношусь к академическому образованию и считаю, что всем обязательно его надо получать, но мне стало дискомфортно. Хотя потом понял, что надо было потерпеть, стиснуть зубы и защитить кандидатскую.
Ещё хочешь заниматься наукой?
Безусловно. Очень хочу. И ещё хочу заниматься историей Ближнего Востока. Это такое хобби, которым не всегда успеваю заниматься. И хотел бы более централизованно, а не просто читая разрозненные книги.
Блиц
Черта, которую не терпишь в людях?
Глупость.
Чего боишься?
Высоты и смерти.
Что не так с Ларсом фон Триером?
Последний фильм — самые прекрасные два часа моей жизни, поэтому с Ларсом полностью всё так. До этого задавался вопросом, зачем мне это нужно. А последний фильм ответил на этот вопрос. Это то, как понимаю современный диалог о глобальных вопросах в культуре.
Музыка или театр?
Музыка.
Хотел бы снять кино?
Хотел бы. И это был бы пеплум. Две эпические темы о Владимире Крестителе и Ироде Великом. Две фигуры, которые меня интересуют. Ковыряясь в их времени и образе, можно открыть интересные вещи.
Темное, светлое или нефильтрованное?
Последние полгода светлое.
Любимое мясное блюдо?
Kuzu pirzola — каре ягненка на косточке. Турецкий вариант.
История — это наука?
Конечно.
В чём разница между талантом и гением?
Разница во временном отрезке, который отделяет от человека. Говорить человеку, что он гений при жизни — неверно, даже если это Эйнштейн. Говорим, что Моцарт гений, но Сальери написал не меньше. И Шуберт написал так же много как Бетховен, но чаще слышим, что Бетховен гений, а о Шуберте такое слышно реже. И тут играют значение много факторов, но главный — как это влияет на нашу сегодняшнюю жизнь, насколько человек экстраординарен, не вписывается в нормы и эксклюзивен.
Совет Дмитрия Саратского театральному зрителю.
Читайте описание спектакля перед тем, как покупать билет.