О PostPlayLab, новом драматическом языке, и о том, как не скатиться в дешевое мессианство даже, если ты — независимый театр, — про это поведал арт-директор PostPlayТеатра Дэн Гуменный.
Расскажи вкратце: что такое PostPlayLab?
Для меня это в первую очередь пространство поиска. Причем пространство поиска не только новой менеджерской модели театра, но и альтернативного театрального языка, в пределах которого театр преодолевает свои границы и не боится использовать инструментарий современного искусства, но при этом — все равно остается театром. С другой стороны — это глобальный образовательный проект продолжительностью в 4 года — с 2019 до 2023. Мы уже открыли первые отдельные школы — Школу быстрой драмы и Школу уличного театра и перформанса. В ноябре должен еще открытся проект, посвященный инструментарию режиссера, а в 2020 году мы запустим лабораторию, связанную с академической и неакадемической музыкой. В 2021 году мы готовимся к запуску Посттеатральной школы, годовому интенсиву для 10 участников. Весь период обучения делится на 2 этапа: полгода мы обучаем базовому перформативному и театральному инструментарию, а затем — арт-менеджменту и продюсированию.
Как вы формулируете для себя специальность, которой будете обучать в этой школе?
Я не хочу замыкаться на какой-то одной дисциплине и называть участников “актерами”, “продюсерами”, “режиссерами”. Наша цель — создание понятия “artist”, художника в очень широком смысле.
Кого можно увидеть среди участников этих двух школ?
Много представителей независимого сектора: актеры Дикого театра, львовского Театра Леси Украинки, те, которые участвовали в проектах нашего PostPlayТеатра. И вот удивительно: они работают с нами в перформативном ключе, но именно это им дает новый потенциал в их “классической” школе театральности. Есть и вторая группа — люди, которым язык современной музыки/живописи/новых медиа гораздо ближе, чем язык театральный.
В бомбоубежище под попаснянской школой мы планируем сделать документальный рейв.
А что за опыты с академической и неакадемической музыкой?
Вспомни Джона Кейджа и его “4:33”. В этом концерте сосредоточено мое понимание того, как должна строится театральная партитура. Даже в Школе быстрой драмы — мы не только пьесы пишем, но и партитуры, тексты для театра. Например, в нашем спектакле “Девочки-девочки” самой пьесы нет, есть только музыкально построенная партитура. Это проект, который создан по законам современной академической музыки, его главное пространство поиска там. То же самое можно увидеть в нашей работе “Трава пробивает землю”, а именно в записанных звуках Крыма: от моря на набережной до задержания активистов. Это то, чем занимается документальный театр сейчас — созданием документальной музыки.
Складывается впечатление, что вы из театра превращаетесь в образовательную платформу.
Совсем нет, у нас множество проектов и помимо лаборатории. Например сейчас PostPlay совместно с немецким режиссером Георгом Жену делает три работы в восточноукраинских городах прифронтовой зоны: в Николаевке, Бахмуте и Попасной. Мы назвали их “Місто з собою”, и это будет сделано совмесно с Media Frontline e.V. в Берлине, Democracy.doc Гамбурга и Agency for Safe Space при поддержке программы “Восточное партнерство” Министерства иностранных дел Германии. Например, в бомбоубежище под попаснянской школой мы планируем сделать документальный рейв. Сейчас мы собираем звуки города, из чего затем будем комбинировать техно. Представь, какие могут быть звуки в прифронтовой зоне. И как заключение — в бомбоубежищах школ мы сделаем рейвы под это техно вместе со всеми школьниками, их учителями под звуки их же города. Чтобы “вытанцевать” всю боль и ужас, связанные с этим местом, я бы даже это назвал преодоление пространства травмы.
Вы это оставите на уровне рейвов?
Мы это называем спектаклями-нарративными инсталляциями. Они останутся после завершения проекта в этих трех городах, как символ любви и признательности. Еще мы снимем фильм. И в виде документальной видеоинсталляции мы отвезем проект в Австрию на фестиваль, о чем будет объявлено позже.
Наш театр — это "театр-оккупант".
А в Украине это увидят?
Да, разумеется, мы планируем показы в трех городах Украины: Харькове, Львове и Киеве. Здесь это будет представлено в виде перформанса, который объединит все три нарративные инсталляции. После Украины наша работа улетит в Постдам, а потом — в Берлин.
Судя по тому, как ты объединяешь под одной “дисциплинарной крышей” театра столько направлений, для тебя не существует такого понятия как “конец театра”, обусловленный дисциплинарным разрыванием его со всех сторон.
Ты говоришь о театре, который тянут в разные стороны, я же говорю о театре, который подминает под себя все, что встречает на своем пути, и от этого становится только больше. Наш театр — это театр-оккупант. Мы пользуемся современными концепциями зрительства, искусствоведческими теориями, логикой коммуникации выставочных пространств, но мы все равно остаемся театром. Ведь даже если мы делаем инсталляцию — это остается спектаклем.
В моем идеальном мире “нового украинского театра” даже то, что создается на независимых площадках, обязательно должно выходить и на государственный уровень.
А что на счет Школы быстрой драмы? Какой тип текстов создают участники? И текстов ли?
Это забавно, но большинство текстов написано под пока не существующий в Украине театр. Конечно, некоторые из них станут спектаклями, для этого они и создаются. Частично это пойдет по фестивалям, что-то останется у нас, еще часть может уйти в сектор государственного театра. В моем идеальном мире “нового украинского театра” даже то, что создается на независимых площадках, обязательно должно выходить и на государственный уровень. Иначе наш независимый театральный сектор сам от себя ох#еет. Я не хочу видеть лепрозорий, эгоистический театр, который на себе замыкается. Это консервация и дешевое мессианство, а не здоровый театральный процесс. Мы должны быть лабораторией, вырабатывающей "отмычки" для новой театральной реальности, но вырабатывающая их не только для себя.