«Амадока» – книга большая, 832 страницы. Ровно столько же было в вышедшем десять лет назад «Музее заброшенных секретов» Оксаны Забужко. Характерно, что обе писательницы родом с Западной Украины, но переехали в Киев, оба романа представляют собой семейные саги, в обеих книгах герои расследуют прошлое своих предков. И в «Амадоке», и в «Музее» важную роль играют повстанческое движение, деятельность спецслужб и произведения искусства – скульптуры, картины. Любопытно было бы подробно сравнить два самых увесистых кирпича «сучукрлита» ХХI века, но это тема для отдельной статьи.
Cофия Андрухович. Фото: Rafał Komorowski
«Амадока», что тот Змей Горыныч, о трех головах: по существу это три книги под одной обложкой, и Андрухович сама это охотно признает. Головы говорят на разный манер. Первая, современная часть представляет собой социальную драму с элементами детектива и авантюрного романа, хотя авантюризм ее героини Романы носит довольно странный, иррациональный характер. Вторая, историческая, посвящена Холокосту в Бучаче, и это самая что ни на есть высокая трагедия, в которой, если перефразировать Бродского, гибнет и герой, и хор. В третьей речь идет об отношениях Виктора Петрова-Домонтовича с Софией Зеровой, и тут Андрухович переходит от фикшн к эссеистике.
В то же время ни одну из этих частей не стоит рассматривать как автономный самодостаточный текст. Между отдельными фрагментами романа протянуто великое множество сюжетных и смысловых ниточек, разные истории интенсивно аукаются через времена, пространства и, казалось бы, непреодолимые культурные стены. Сквозных образов полным-полно: следите, например, за шрамами и грецкими орехами. Поверьте, что убивать можно с нежностью – как скотину, так и любимого человека. Убедитесь в том, что философские взгляды Баал Шем Това перекликаются с воззрениями Григория Сковороды – эти двое, между прочим, современники и, бог ты мой, соотечественники. Заметьте, что сюжет с похищением скульптуры Иоганна Пинзеля отсылает к «Щеглу» Донны Тартт, и поди пойми, намеренно или неосознанно.
Наконец, все три части крепко-накрепко связаны тремя основными лейтмотивами, вынесенными в подзаголовок: травмой, памятью, идентичностью.
Травма. Один из главных трендов мировой художественной литературы 2010-х; среди романов на эту тему выделяется шокировавшая многих «Маленькая жизнь» Ханьи Янагихары. Герой первой части «Амадоки» Богдан, получивший тяжелые ранения на войне в Донбассе, страдает и физически, и морально: кроме изуродованного лица и телесных увечий у него еще и сильнейшая амнезия. У центрального персонажа второй части романа Уляны в юности случилось столько трагических событий, что хватило бы на несколько жизней. София Зерова из третьей части перенесла смерть сына и расстрел мужа. Также можно себе представить с каким грузом на душе жил ее второй супруг Виктор Петров-Домонтович. На какие сделки с совестью приходилось идти этому дивному человеку – украинскому патриоту, немецкому офицеру, тайному агенту советской разведки, коллеге десятков литераторов, уничтоженных в годы сталинского террора, и мужу вдовы своего ближайшего друга.
Память. Этой теме посвящены такие ключевые современные тексты, как «Аустерлиц» Винфрида Зебальда, «Погребенный великан» Кадзуо Исигуро, «Памяти памяти» Марии Степановой. Вслед за ними Андрухович исследует неверность, обманчивость памяти, неизбежность ее мифологизации, задается не имеющим однозначного ответа вопросом о том, что лучше: помнить страшное или забыть о нем. У каждого персонажа свои счеты с памятью. Богдан ее напрочь утратил и вынужден доверять чужим свидетельствам. Уляна хранит жуткие тайны, из которых будут раскрыты не все. Украинские писатели, оставшиеся в живых после чудовищных репрессий 1930-х, никогда не упоминают о них ни в публичном пространстве, ни в частной переписке. Наконец, само название романа представляет собой метафору ложной памяти. Амадока – это озеро на меже Волыни и Подолья, которое было нанесено на множество средневековых карт, однако, по мнению большинства ученых, на самом деле никогда не существовало.
Идентичность. В мире об этом тоже пишут немало – можно вспомнить хотя бы «Безгрешность» Джонатана Франзена, «Министерство наивысшего счастья» Арундати Рой и «Золотой дом» Салмана Рушди. При этом проблема идентичности, связанная со становлением независимости, ростом национального самосознания и войной на востоке страны, особенно характерна именно для украинской литературы, от уже классических «Московиады» Юрия Андруховича и «Полевых исследований украинского секса» Оксаны Забужко до «Интерната» Сергея Жадана и «Долготы дней» Владимира Рафеенко. Лишенный прошлого Богдан не знает, кто он такой, при этом Романа навязывает ему чужую идентичность, которую он не может принять как собственную. Отношения украинской девушки Уляны и еврейского юноши Пинхаса обречены, поскольку, как говорит отец Пинхаса резник Авель, «людям різної крови та різної віри краще триматися одне від одного якнайдалі, бо коли вони зближаються, то часто роздирають одне одного на шматки». Что до идентичности Петрова-Домонтовича, то здесь сам черт ногу сломит, но резонно предположить, что она менялась вместе с обстоятельствами.
Между предыдущим и нынешним романом Андрухович, несмотря на их очевидную несхожесть, есть прямая связь. В затейливо стилизованном, обманчиво легком «Феликс. Австрия» писательница развенчивала миф о золотом веке Западной Украины в составе Австро-Венгрии. В тревожной, смутной, гнетущей «Амадоке» речь идет о ненадежности мифа как такового, о том, что история – это всегда в той или иной степени интерпретация, что мы изучаем не сами события, но чьи-либо рассказы о событиях. Что у каждого их участника или свидетеля есть своя правда, которую ни в коем случае не следует безоговорочно принимать, но с которой обязательно нужно считаться.
Фото: hromadske.ua
Характерно, что препарируя мифы, Андрухович создает свой собственный, но не исторический, а художественный, а это уж точно не грех. К «Амадоке» не следует относиться как к реалистическому роману: история Романа и Богданы выглядит не слишком правдоподобной, а любовь Уляны и Пинхаса заканчивается жертвоприношением в духе античной трагедии, с точки зрения обыденной логики, совершенно безумным и невозможным. Впрочем, когда массовые казни превращаются в рутину, а у тебя на глазах убивают твоего отца, обыденная логика работать перестает.
«Амадока» – роман настолько огромный, что порой громоздкий. Настолько болезненный, что иногда мучительный. Настолько прихотливо закрученный, что будто запутанный – как «борода» на рыболовной леске после неловкой подсечки. Торопиться с ним нельзя, он требует чтения медленного, внимательного – терпите, сопереживайте, распутывайте. Карантинный 2020-й едва перевалил за середину, но уже сейчас понятно: более важного украинского романа в этом году ждать не приходится.