«Аустерлиц» называют первым великим романом нового века. Теперь без него не обходится ни один авторитетный литературный рейтинг; в прошлом году в списке лучших книг XXI столетия The Guardian отвела ему 5 место. По-русски роман В. Г. Зебальда впервые вышел еще пятнадцать лет назад, но надлежащий резонанс получил только в последние годы, после переиздания. В 2020-м Komubook опубликовал «Аустерлиц» в украинском переводе Романа Осадчука.
Кто он такой
Винфрид Георг Максимилиан Зебальд – немецкий писатель, критик, историк литературы. Терпеть не мог свое пафосное первое имя, предпочитал, чтобы его называли Максом, в подписи использовал инициалы. Родился в 1944-м в баварской общине Вертах. Его отец дослужился в вермахте до звания капитана, провел два года во французском плену, о войне и нацизме сыну ничего не рассказывал. Зебальд изучал филологию в университетах Фрайбурга и Фрибурга, с 1966-го жил в Англии, преподавал немецкую литературу. Написал четыре романа, которые вывели его в число самых значительных писателей конца ХХ века. Умер от сердечного приступа за рулем автомобиля в декабре 2001-го, через месяц после выхода «Аустерлица».
В.Г. Зебальд. Фото: Ulf Andersen
О чем это
Безымянный и безликий повествователь на протяжении тридцати лет то случайно, то намеренно встречается с заглавным героем романа в разных городах Европы и выслушивает его пространные монологи. Герой рассказывает, что с 1939-го жил в приемной семье валлийского пастора под именем Давида Элиаса и лишь в отрочестве узнал, что является этническим евреем, а его подлинное имя – Жак Аустерлиц. В зрелые годы в поисках следов своих родителей он отправляется в Прагу, Терезин, Париж. Аустерлиц – это не только человек, но также битва наполеоновской эпохи и один из парижских вокзалов. В книге Зебальда все это есть.
Как написано
Монотонный текст романа лишен разбиения на главы, абзацев, диалогов, прямой речи и состоит преимущественно из витиеватых сложносочиненных и сложноподчиненных предложений. Одно из них, описывающее концлагерь Терезиенштадт, растягивается на семь страниц – иначе как взахлеб этот ужас не пересказать. Фирменная черта Зебальдовой прозы – фотоиллюстрации, такие же поблекшие, размытые и нечеткие, как наша память. В «Аустерлице» их немногим меньше сотни.
Издание Komubook. Фото: Наш Формат
Documentary fiction
Именно так сам Зебальд определял жанр своих сочинений. Подлинное у него перемешано с вымышленным до полной неразличимости, при этом художественная правда рассказанного никаких нареканий не вызывает. Характерно, что сюжет «Аустерлица» приобретает четкость только ближе к середине. До этого текст больше похож на развернутое эссе, где размышления о свойствах времени перемежаются рассуждениями об особенностях вокзальной и фортификационной архитектуры.
Плотность смыслов
Тропами и аллюзиями роман богат, но не перенасыщен. Некоторую сложность для читателя представляют никак не маркированные переходы от одной темы к другой. При этом чуть ли не каждый второй пассаж наливается дополнительными смыслами, выходит за рамки самого себя. К примеру, приемная мать Аустерлица во время болезни накладывающая на лицо горы пудры, словно маскирует саму реальность. А описание старинной мельницы, где макулатура перерабатывается в новую бумагу, становится эффектной метафорой творчества.
Пример иллюстраций в романе
В тенетах эмпатии
Лишенный родины и материнского языка, Аустерлиц растет в чужой среде, в атмосфере коммуникационного голода и эмоционального холода. Неудивительно, что ему присуща психическая лабильность от легкой меланхолии до серьезных ментальных расстройств. Со временем к неизбывной детской травме добавляется неизбывный ужас знания о Холокосте и неизбывный опыт бренности всего сущего. Кульминационная сцена романа – посещение героем ветеринарно-медицинского музея, экспонаты которого производят на Аустерлица такое сильное впечатление, что он оказывается в психиатрической клинике.
Практика бесчеловечности
Речь не только о гитлеровском терроре – это вещи вполне очевидные. Антигуманные свойства современной цивилизации, по мнению Аустерлица, выражает архитектура. Два самых ярких примера – монструозная бельгийская крепость Бриндонк, не выполнявшая никаких оборонных функций и превращенная нацистами в концлагерь, и Национальная библиотека Франции, отличающаяся таким специфическим дизайном и бюрократическим сервисом, что кажется предназначенной для чего угодно, только не для читателей.
Иллюстрация в романе
Времени нет
Аустерлиц не носит часов и считает время самой искусственной из используемых человечеством категорий. Он настаивает на вневременном характере бытия, воспринимает прошлое, настоящее и будущее предметов и явлений как нечто единое. В одном из эпизодов романа Аустерлицу видится странное сооружение, облик которого не позволяет понять, что именно оно собой представляет, руины старого здания или возведение нового. Исходя из истории местности, герой делает вывод, что оба варианта верны одновременно.
Отголоски
«Аустерлиц» во многом определил культурные тенденции первых десятилетий XXI века. В частности, под его влиянием написаны такие важные тексты, как «Возможно Эстер» Кати Петровской (2014) и «Памяти памяти» Марии Степановой (2017). Обе эти книги можно отнести к той же категории «документального фикшена», обе посвящены поискам корней, обе затрагивают тему трагедии Второй мировой войны. Также нужно отметить документальный фильм Сергея Лозницы с тем же названием «Аустерлиц» (2016), который, по существу, вырос из одной-единственной фразы Зебальда о потребительском отношении социума к Катастрофе.
Иллюстрация в романе
Постскриптум про белочку
В любимой детской книжке Аустерлица была картинка с белкой, закапывающей припасы на зиму, а потом картинка со снегом, покрывшим всю поверхность леса. Маленький Жак постоянно спрашивал: как белочка сможет найти припрятанное, если кругом белым-бело? Полвека спустя этот вопрос приобретает для героя новые обертоны: «Что мы вообще знаем, каким образом что-то помним и что, в конце концов, нам так никогда и не удастся выяснить?»
Издание Komubook. Фото: Книгарня "Є"