Сегодня, 10 декабря, в прокате выходит последний фильм Томаса Винтерберга — известного датского режиссера, соратника фон Триера по «Догме 95» и автора картины «Охота». Лента DRUK еще летом стала одной из самых ожидаемых новинок проката: в трейлере харизматичный Мадс Миккельсен беспробудно бухал, намекая на участие в сомнительном психологическом эксперименте.
Yabl сходил на первый показ в Украине и рассказывает, что внутри, кроме алкоголя.
Однажды норвежский психолог и автор книг Финн Скэрдеруд сделал заявление: человеку с рождения не хватает 0,5 промилле в крови. Если поддерживать этот градус ежедневно, алкоголь станет не просто паролем к успешной социализации, но и к самому себе: все то, что годами подавлялось, освободится, все то, что вызывало страх, покажется смешным. Любой заживет ярче, честнее и смелее, а значит, полнокровнее.
Не важно, что «гипотеза» Скэрдеруда была вырвана из контекста и, конечно, позже опровергнута им самим. Псевдонаучный миф о 0,5 промилле становится катализатором перемен в жизни четырех школьных учителей (вполне неглупых, надо заметить), о которых снял вымышленную киноисторию Томас Винтерберг.
Каст фильма
Драма запускается в тот момент, когда Мартин (Мадс Миккельсен), Томми (Томас Бо Ларсен), Петер (Ларс Ранте) собираются вместе, чтобы отметить 40-летие своего коллеги Николая (Магнус Миллан). Последний, школьный учитель психологии, и вспоминает об идее норвежца в самое острое и удачное для нее время — время, когда каждый по-своему обнаруживает трещину в жизни и становится внутренне уязвимым даже для самых гротескных «рецептов» решения проблем.
Конечно, первой скрипкой в этом непростом фьюжене становится именно история героя Миккельсена. Если бы не фокус на нем, на его мотивах, реакциях и блоках, которые нам показывают добрую треть фильма перед сценой застолья, лента так и осталась бы абсурдным вариантом «Мальчишника в Вегасе» для интеллектуалов. То есть приключенческим кино, комедией, в которой главное — это игра с ожиданием сюжетных перипетий.
Сюжетные повороты у Винтерберга как раз самые простые и предсказуемые (что все-таки расстраивает), но не сильно простые и предсказуемые круг тем и образов, которые затрагивает лента.
Первым кадром режиссер дает цитату из Сёрена Кьеркегора — еще одного важного северянина, — напоминающую о том, что юность — это сновидение. И потом смачно и продолжительно показывает подростковую традицию «пивного забега»: смысл в том, что команды соревнуются, кто первым добежит до точки с ящиком пива, который нужно выпить на ходу (за индивидуальное блевание снимается бал, за командное — нет). Тут невозможно не вспомнить мельком какое-нибудь дикое дионисийство, настолько же очаровательное, насколько и омерзительное; у которого два конца — это экстаз и ад похмелья. Герой Миккельсена, которого в виде антитезиса резко выводят на экран после этой сцены, равнодалек как от одного, так и от другого. Понурый, серый, неуверенный в себе человек, несмело бубнящий что-то на лекциях по истории; неуверенный настолько, что даже не решается поговорить с женой о чем-то, кроме ужина, и разозлиться в ответ на упреки в непрофессионализме.
Кроме продвижения сюжета, сцена с застольем важна тем, что это единственное место, где нам проливают свет на прошлого Мартина: оказывается, в юности он был одним из таких точно дерзких подростков, блестящим талантом с перспективой написания диссертации, который к тому же еще и профессионально танцевал джаз-балет. Все это вместе — и шпильки от родителей школьников, которые ранят настолько, что их даже нельзя признать, и холод жены, и чувство тупика, и картины из прошлого — нагромождаются и выливаются в то, что именно Мартин предлагает друзьям всерьез начать алко-эксперимент.
Все, что происходит дальше, происходит между теми двумя полюсами, о которых напомнила нам первая сцена. Поначалу героям удается быть куда более живыми, обаятельными, успешными (к примеру, тот же Мартин становится чуть ли не стендапером на своих уроках) — ровно до тех пор, пока падение не начинает быть слишком глубоким. Не стану рассказывать, кто где блевал и кто где валялся, потому что тогда мы выйдем на территорию настоящих спойлеров, но скажу, что драма здесь здорово перемешана с забытьем и «плясками на похоронах».
Финал этого всего коктейля — танец, тот самый элегантный джаз-балет от Миккельсена, который так и тянет сравнить с не менее странным и катарсическим танцем Хоакина Феникса — здесь и элегантность, и отрыв, и драйв, и печальный фон.
Конечно, можно сказать, что это лента о кризисе среднего возраста. Или об умерщвляющей силе быта. Или о маленьких городах. Если бы вопрос настоящего проживания жизни не был генеральным для всех. Потому что дело, само собой, не в запое как таковом. Как правильно заметил рецензент «Медузы», алкоголь у Винтерберга — всего лишь удобный инструмент, он наделен статусом такого себе магического, почти алхимического элемента, помогающего преодолеть ментальный запор любого толка. А поскольку жизнь современного человека часто строится на невозможности подобраться к самому себе, на отчуждении в паре с конформизмом и терабайтами ненужной информации, идея о таком преодолении перестает быть шуткой даже для самых трезвых.
В конечном итоге, лента Винтербега — это и не панковская попытка опровергнуть «буржуазную Данию», и не пропаганда алкоголизма, и не морализаторство в духе «гляньте, к чему все привело», и не старая-добрая песня о кризисе среднего возраста. Это работа, напоминающая о ключах к реальности, которые всегда можно упустить.